Он уехал в аэропорт, не дождавшись меня. Я вошла в опустевшую квартиру, упала на пол и закричала  так, как будто мне пытаются вырезать сердце без наркоза. И больше не осталось ничего: ни поверженной гордости,  ни заготовленных колких фраз — я чувствовала лишь страшную нестерпимую боль утраты. А через несколько минут я неслась за ним вслед по горящей под ногами земле...
И как прежде билась маленькими кулачками в его дверь, которую он мне никогда не открывал, разве что иногда оставлял маленькую щелку.  Он сказал, что не знает, хочет ли еще этих отношений. Понял, что со мной всегда будет война, а войн ему в жизни хватило. Он больше не желает моего буйного темперамента, и наверно, имеет на это право. Слишком уж много недопониманий, слишком вспыльчив мой нрав и слишком крепка стена его холодного молчания. Но я научилась смотреть глубже. Это я пыталась объяснить ему там в аэропорту: «Ссоры проходят, обиды забываются, а та пустота, которая мне останется, если ты уйдешь, никуда не денется. А пустоты будет много...». Подобно покалеченному страшной автокатастрофой человеку мне придется вновь учиться жить: потихоньку пытаться вставать и ходить, узнавать Мир заново...
Я просидела там до начала регистрации, прижимаясь к нему мокрой дрожащей щекой.   Осознание того, что, это может стать последним объятием колебалось в голове, словно маятник, и с каждым колебанием становилось все сильней. Возвращалась в полуобморочном состоянии, когда уже стемнело, меня провожали взглядами болезненно-желтые глаза фонарей...